Далеко не все христиане могут объяснить происхождение и значение символов четырех евангелистов – ангела, орла, тельца и льва. Когда и почему начали использовать эту символику? Все ли святые отцы были согласны между собой, что ангел символизирует Матфея, орел – Иоанна, лев – Марка, а телец – Луку? Почему в древнерусских памятниках можно увидеть соотнесение льва с апостолом Иоанном? В день празднования Собора двенадцати апостолов, в число которых входят двое из евангелистов, давайте поговорим о том, как издревле толковались их символы.
Используя толкования святых отцов, которые являются в этом вопросе наиболее авторитетным источником, мы сталкиваемся с серьезной проблемой: они весьма многообразны и противоречивы.
Эта проблема решается так: Церковь не догматизирует подобного рода суждения, а различие мнений не приводит к внутрицерковным разделениям, напротив – помогает увидеть предмет обсуждения с разных сторон, находить в нем новые глубокие образы и смыслы. Особенно следует отметить тот факт, что в конечном счете Запад и Восток пришли к полному согласию в этом вопросе.
Первоначально символами евангелистов служили четыре райские реки, в древнехристианском искусстве они представлены множеством памятников. Самый ранний из сохранившихся, возможно, фреска в катакомбах Марцеллина и Петра IV в. (илл. 1) и примерно того же времени мозаика в мавзолее Санта-Констанца 2 пол. IV в. (илл. 2).
Также второй половиной IV в. датируются мозаики баптистерия Сан-Джовани-ин-Фонте в кафедральном соборе Неаполя, здесь евангелисты представлены уже в виде символов Ангела и Льва (два других изображения утрачены). Надо заметить, что эти мозаики находятся в тромпах – парусах сферической формы, там, где они позднее обрели каноническое место в крестовокупольных храмах (илл. 3, 4).
Далее мы находим символы евангелистов в базилике Санта-Пуденциана, построенной в самом начале V в., а в последней четверти V в. они появляются в конхе церкви Осиос Давид в Фессалониках (илл. 6).
Далее число памятников с этими сюжетами возрастает, но четыре реки постепенно встречаются всё реже, а символы животных – всё чаще, пока не занимают доминирующего положения в иконографии евангелистов. Следующие несколько столетий символы четырех рек и четырех животных дополняли друг друга, иллюстрируя пророчество Иезекииля (Иез. 1:10) и видение Иоанна Богослова (Откр. 4:7).
Понятно, что до написания четырех канонических Евангелий и признания Церковью их богодухновенности невозможно было объяснить значение и символику животных в видениях Иезекиилия и Иоанна Богослова. При этом символы Евангелистов долгое время не подписывали, вероятно, потому что вопрос соответствия животных конкретным именам евангелистов оставался открытым.
Первым из экзегетов, сделавшим попытку истолковать значение символов четырех животных, был сщмч. Ириней Лионский (130 – 202) – ученик святого Поликарпа Смирнского, а тот, в свою очередь, был учеником апостола Иоанна Богослова. Опровергая учения еретиков, которые хвалились большим числом Евангелий, св. Ириней писал:
«Невозможно, чтобы Евангелий было числом больше или меньше, чем их есть. Ибо, так как четыре страны света, в котором мы живем, и четыре главных ветра, и так как Церковь рассеяна по всей земле, а столп и утверждение Церкви есть Евангелие… то надлежит ей иметь четыре столпа…» И продолжает: «Ибо херувимы имеют четыре лица, и их лики суть образы деятельности Сына Божия. Первое животное – говорится – подобно льву (Откр. 4:7) и характеризует Его действенность, господство и царскую власть; второе же подобно волу, и означает Его священнодейственное и священническое достоинство; третье имело лицо человека, и ясно изображает Его явление как человека; четвертое же подобно летящему орлу; и указывает на дар Духа, носящегося над Церковью. Евангелие Луки, нося на себе священнический характер, начинается со священника Захарии, приносящего жертву Богу. Ибо уже готов был телец упитанный, которому предстояло быть закланным ради обретения младшего сына [язычников]. Матфей же возвещает Его человеческое рождение, говоря: Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, сына Авраамова. И еще: Рождество Иисуса Христа было так (Мф. 1:1, 18). Это Евангелие изображает Его человечество; поэтому по всему Евангелию Он представляется смиренно чувствующим и кротким человеком. А Марк начинает с пророческого Духа, свыше приходящего к людям, говоря: Начало Евангелия, как написано у пророка Исаии (Мк. 1:1), и указывает на крылатый образ Евангелия; поэтому он сделал сжатый и беглый рассказ, ибо таков пророческий Дух… Каков образ действия Сына Божия, таков и вид животных, и каков вид животных, таков и характер Евангелий. Четверовидны животные, четверовидно и Евангелие и деятельность Господа. И поэтому даны были человечеству четыре главных завета: один при Адаме до потопа, другой после потопа при Ное; третий – законодательство при Моисее, четвертый же, обновляющий человека и сокращающий в себе все, – чрез Евангелие, вознося и как бы на крыльях поднимая людей в Царство Небесное» (Против ересей, 3.11.8).
Итак, у святого Иринея ап. Иоанн – Лев, ап. Лука – Телец, ап. Матфей – Ангел/Человек, ап. Марк – Орел.
Мнения св. Иринея придерживались священномученик Викторин Петавский (ок. 279–303), Ювенк пресвитер (IV в.), свт. Андрей Кесарийский (VI–VII вв.), Икумений (VI в.), свт. Софроний, Патриарх Иерусалимский (560–638), прп. Анастасий Синаит (ок. 640 – кон. VII в.). Арефа Кесарийский (ок. 850 – после 932), Феофилакт Болгарский (2 пол. половины XI в. – нач XII в.) и некоторые другие богословы. Эта традиция хранилась на христианском Востоке и в Малой Азии, а на Западе она не прижилась, там предпочитали следовать мнению блаж. Иеронима.
В «Толковании на Апокалипсис» свт. Андрея Кесарийского находятся ценные дополнения к тому, что писал св. Ириней:
«Мы думаем, что эти четыре (апокалипсических) животных – те самые, которых некогда видел Иезекииль, обозначают или четыре стихии и Божие управление ими и охранение, или власть Божию над небесным, земным, морским и преисподним, или, как еще думают другие, четыре главных добродетели и четыре Евангелия. Лев – символ мужества, обозначает Евангелие от Иоанна, ибо, согласно Иринею, он, изображая предвечное Царство Его, возвестил, что «в начале было Слово»; телец, довольствующийся своими трудами, означает правду и Евангелие от Луки, где изображается законное и священническое родословие Христа; орел указывает на умеренность (говорят, что он ее любит) и на Евангелие от Марка как самое краткое и начатое духом пророчества; человек – мудрость и Евангелие от Матфея, которое начинается повествованием о рождении Христа по естеству, но не по закону. Этими же образами, наверное, знаменуется и домостроительство Христово: львом – как Царя, тельцом – как Первосвященника или Жертвы, человеком – как Воплотившегося ради нашего спасения, и орлом – как Подателя Духа жизни, сошедшего свыше на верных».
У святителя Софрония, Патриарха Иерусалимского: лев – сила и начальство Иисуса Христа; телец – священническое служение Иисуса Христа; человек – явление во плоти; орел – нисходящая сила Святого Духа. Первый из этих символов усвояется Иоанну, второй – Луке, третий – Матфею, четвертый – Марку. Подобные изъяснения встречаются в приписках греческих и славянских Евангелий.
В елисаветградском Евангелии символы евангелистов истолкованы следующим образом: Бог сидит на херувимах, которых Писание называет четвероличными; отсюда – Бог дал нам четверообразное Евангелие, содержимое одним духом. Подобно лицам херувимов Евангелию усвоены символы: Иоанну – лев, царь и владыка, так как Иоанн от царского и владычественного сана начинает Божество Слова, когда говорит: «в начале бе Слово»; Матфею – человек, потому что он начинает Евангелие описанием плотского рождения Иисуса Христа; Марку – орел, потому что он начинает с пророчества Иоанна, а пророческая благодать прозорлива, как орел; орла называют острозрительным, потому что он один может смотреть на солнце не мигая; Луке – телец, так как он начинает Евангелие со священства Захарии».
Другой версии придерживались западные богословы свт. Ипполит Римский (217/218– 235), блж. Августин Иппонский (454–430), блж. Беда Достопочтенный (672/673–735).
«Поэтому мне кажется, – рассуждал блаж. Августин, – что при объяснении значения четырех животных из Откровения в отношении к евангелистам более правы были те, которые отнесли льва – Матфею, человека – Марку, тельца – Луке и орла – Иоанну, нежели те, которые приписали человека – Матфею, орла – Марку, льва – Иоанну. Действительно, последние искали основания в начальных словах книг, а не в целостном направлении мысли, которое одно и должно было исследоваться».
По мнению блаж. Августина, в Евангелии Матфея идет речь о царском происхождении и достоинстве Иисуса Христа (поклонение волхвов) – отсюда символ льва; в Евангелии Марка описываются деяния Иисуса Христа как человека – отсюда человек; в Евангелии Луки священническое служение Господа – отсюда телец; в Евангелии Иоанна возносится мысль превыше человеческой немощи – отсюда орел.
Совсем иное толкование видения пророка Иезекииля предлагал прп. Ефрем Сирин (306–373). Под видом колесницы (Иез. 1:10) он прозревает изображение Евангелия, под видом человека – уничижение Христа в распятии, под видом орла – Его второе пришествие:
«Дух Святый показал Пророку колесницу, которую везли Херувимы, представлявшиеся не в собственном их виде, но в виде птиц и животных, почитаемых у нас на земле более благородными и сильными… Вид как подобие человека – это уничижение Христово в распятии; вид же человечь сверху на колеснице означает славу Христову… Лицо льва, который есть царь животных, представляет нам царей и князей века сего, которые восприимут на себя иго Церкви, изображаемой под видом колесницы, или покорятся евангелию, которое также изображается колесницею. Лицо орлее указывает на то, что Имеющий прийти приидет свыше. Вместе же лица птиц и животных изображают те народы и племена, которые, имея различные нравы, как скоро приимут евангелие, все начнут подвизаться в духовном делании».
Блж. Феодорит Кирский (386–457) также не соотносит символы четырех животных с конкретными Евангелистами, он считает, что «Пророк научает сказанным, что все естество человеческое и вожди его подчинены Всецарю всяческих»:
«И подобие лиц их, говорит Пророк, лицо человечее, и лицо львово одесную четырем, и лицо орлее четырем, и лицо тельчее ошуюю четырем: сия лица их. Но никто да не думает, что невидимые силы имеют образ зверей и бессловесных животных. Сим дается разуметь ничто другое, именно львом царство; так как лев животное царственное; тельцем – священство; так как телец приносим был в жертву за первосвященника; орлом – пророчество, потому что орел животное высокопарящее и весьма зоркое; а таково пророчество, которое созерцает предметы возвышенные, и издали предусматривает будущее. Посему Пророк научает сказанным, что все естество человеческое и вожди его подчинены Всецарю всяческих, и что Он столькими дарованиями украсил род человеческий (Иез. 1:10)».
Заметим, что, не называя имена Евангелистов, блж. Феодорит следует порядку их перечисления в Апокалипсисе.
Профессор А.П. Лопухин различал видения пророка и Евангелиста:
«Животные, виденные Иоанном, хотя и напоминают животных прор. Иезекииля (I:4–8, 10), но разнятся с ним в самом существенном. Хотя их также четыре, но там каждое было совмещением четырех, здесь – каждое самостоятельно. Поэтому можно считать, что апокалипсическое видение не было заимствованым или переделкою видения прор. Иезекииля, но было совершенно самостоятельным. Так как о самых фигурах животных Иоанн умалчивает и, вероятно, потому, что он сам не разглядел эти фигуры, то нужно думать, что фигуры в видении и не имеют особенного значения, а важно лишь их подобие четырем классам живых существ – созданий Божиих. Эти создания, первое – лев – есть выражение силы второе – телец (вол) – питания, третье – человек – разумности и четвертое – орел – возвышенности».
Есть и такое толкование: «эти четыре животные-херувимы означали четыре свойства, в которых Бог открывался и действовал для спасения людей как в Ветхом, так и в Новом завете, именно: как человек, как царь, как ходатай и как Бог».
На Западе с IV в. довольно прочно закрепилось толкование блж. Иеронима Стридонского (342–420), который предлагал следующее распределение символов: Матфей – человек, Марк – лев, Лука – телец, Иоанн – орел; «…именами этих животных обозначаются четыре Евангелия: Матфея, потому что он описал как бы человека: книга родства Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамля (Матф. 1:1); [имя] льва относят к Марку: зачало евангелия Иисуса Христа, Сына Божья, якоже есть писано у Исайи пророка: глас вопиющего в пустыни: уготовайте путь Господень, правы творите стези Его (Марк. 1:1–3; Ис. 40:3); [имя] тельца – к Евангелию Луки, которое начинается с священства Захарии; орла – к началу Иоанна, который начинает, высоко воспаряя: в начале бе Слово, и Слово бе к Богу и Бог бе Слово».
Подобно блж. Иерониму символы евангелистов толковали свт. Епифаний Кипрский (ок. 315–403), свт. Григорий Двоеслов (ок. 540 – 604), свт. Исидор Севильский (560–636), свт. Герман Патриарх Константинопольский (VIII в.), прп. Беат Лиебанский (VIII в.) и другие.
Первым после св. Иринея восточным автором, связавшим «животных» с Евангелистами, был свт. Епифаний Кипрский в трактате «О весах и мерах»:
«…так как есть четыре реки, вытекающих из Эдема, четыре части света, четыре времени года, четыре стражи ночи. четыре духовных существа, состоящих из четырех лиц и означавших приход Мессии. У одного было лицо человече, потому что Мессия был рожден человеком в Вифлееме, как научает Матфей. У одного было лицо львово, так как Марк говорит о Нем, когда он выходил из Иордана, как о царе и льве, и как еще в одном месте сказано: «Господь восшел от Иордана». Одно имело лицо тельче, как возглашает Лука, – не он один, но также и другие Евангелисты, – что он в предопределенное время, в девятый час, – подобно тельцу, за весь мир был принесен в жертву на кресте. Одно имело лицо орлее, так как Иоанн возглашает, что Слово, сшедшее с небес и ставшее плотию, после воскресения подобно орлу Божеством вознеслось на небо. »
Свт. Григорий Двоеслов рассматривал существа как символы Самого Христа в различные фазы его жизни:
«…при рождении Он человек (incarnatio), при смерти – жертвенный бык (passio), при воскресении– лев (resurrectio), при вознесении – орел (ascensio)».
Святитель предлагает во всех изображениях животных видеть Иисуса Христа в процессе Его домостроительства.
«Ибо Сам Он, Единородный Сын Божий, соделался истинным человеком; Сам Он в жертвоприношении нашего искупления благоизволил умереть, как телец; Сам Он силою Своего могущества воскрес, как лев. Говорят еще, что лев спит с открытыми глазами; подобно сему Искупитель наш в самой смерти, в которой мог спать по человечеству, бодрствовал по Божеству, пребывая бессмертным. И Сам Он после воскресения Своего возносясь на небеса, возлетал в горняя как орел. Итак, все вместе для нас Тот, Кто через рождение соделался человеком, через смерть тельцом, чрез воскресение львом, а через вознесение на небеса орлом».
В «Физиологе» Петра Студита сказано:
«Когда львица рождает львенка, рождает его мертвым и стережет три дня, до тех пор, пока не придет его отец, дунет в лицо ему, и тот оживет». Оживление на третий день напоминает нам о трехдневной смерти и воскресении Христа. По толкованию Петра, лев-отец – это Бог-Отец, «…львица – это Пресвятая Богородица, а лев – Христос, умер плотью во гробе на три дня и три ночи, и не воздремал Божеством, сошел в преисподнюю часть земли, и сокрушил вереи вечные, и воскрес на третий день и стал царствовать над всеми святыми».
В Ветхом Завете лев был символом мессии: «Молодой лев Иуда, с добычи, сын мой, поднимается. Преклонился он, лёг, как лев и как львица: кто поднимет его?» (Быт. 49:9) И в христианской традиции лев – символ Христа: «вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей её» (Откр. 5:5).
Символика четырех животных нашла свое отражение и в анафоре Божественной литургии. «Во время евхаристической молитвы священник, – по изъяснению свт. Германа Патриарха Константинопольского (VIII в.), – вопиет трисвятое славословие серафимских сил, под осенением Херувимов и при (таинственном) песнословии Серафимов, с коими вместе взывает: победную песнь поюще…» «Тогда народ, – продолжает толкователь, – образующий собою херувимские силы и четверовидных животных, возглашает: свят, свят, свят Господь Саваоф, то есть трисвятый и единый Бог сил. Победную песнь поюще: поюще говорится об орле, вопиюще – о воле, взывающе – о льве, глаголюще – о человеке. Человек, одаренный разумом, образуя собою херувимские силы и четверовидных животных, вопиет: свят, свят, свят, то есть – трисвятый и единый Бог сил». Рипиды и диаконы, по толкованию святого Германа, «представляют образ шестокрылатых Серафимов и многоочитых Херувимов. »
Патриарх Герман повторяет объяснение Софрония Иерусалимского, но с тем различием, что Евангелист Иоанн у него символ орла, а Марк – льва, как и у блж. Иеронима.
Для наглядности представим таблицу, в которой отражены мнения Святых Отцов, относящихся к толкованию символов четырех Евангелистов.
В Византии до палеологовских времен придерживались в основном символики сщмч. Иринея Лионского (лев – Иоанн, орел – Марк), однако сохранилось большое число памятников с символикой, предложенной блж. Иеронимом. На Руси в церковном искусстве была унаследована от Византии традиция св. Иринея, но при этом не было единообразия, а с появлением иконографии «Спас в силах» в конце XIV в. в большинстве памятников даже преобладала версия блж. Иеронима.
Более того, она существовала на Руси с самого начала. Укажем на изображения Евангелистов с их символами в древнейшем восточнославянском Остромировом Евангелии (1056–1057 гг.), в котором Иоанн изображен стоящим в пещере и как бы прислушивающимся к Божественному голосу, за ним Прохор с книгой; в изображении символа значительные утраты, но они восполнимы по аналогичной миниатюре из Мстиславова Евангелия; Марк сидит и также как бы прислушивается, а вверху в небе изображен лев с книгой. В этом памятнике есть авторская атрибуция: диакон Григорий сообщает, что переписал Евангелие в 1056–1057 гг. для новгородского посадника Остромира.
То же самое распределение символов находится в Мстиславовом Евангелии (илл. 7, 8), созданном не позднее 1117 г. в Новгороде по заказу новгородского князя Мстислава.
Известен еще один памятник из собрания Государственного Исторического музея – «Новый Завет с Псалтирью», датируемый 1330–1340-е гг., там также символом ап. Ио анна является орел, а символом ап. Марка – лев (илл. 9, 10).
Такой же расклад можно увидеть на знаменитых миниатюрах в медальонах из Евангелия Хитрово́ (1390 г.), которые, по мнению В.Н.Лазарева, принадлежат Феофану Греку и молодому Андрею Рублеву, а также на подобных им миниатюрах из Евангелия Успенского собора Московского Кремля начала XV в.
Наиболее известным памятником «иринеевой» традиции является небольшая иконка «Спас в силах» из собрания Третьяковской галереи, авторство которой также приписывают Андрею Рублеву (илл. 11), хотя эта атрибуция противоречит мнению В.Н. Лазарева о миниатюрах Рублева в Евангелии Хитрово. Не мог же Рублев писать имена Евангелистов на одном изображении так, а в другом – иначе.
Надписание символов лев – Иоанн, а орел – Марк продолжалось и после реформ Патриарха Никона, хотя было отменено на Великом Московском Соборе 1666–1667 гг.
Также Святейший Синод определил: ввиду того, что простой народ придавал символам «животных» ореол святости, принимая их за самих Евангелистов:
«Надлежит самих тех Евангелистов персоны с литеральным при именах их словенским диалектом сего, еже есть святый, изображать по подобию их, а при лицах Евангелистов мощно и образовательныя их животныя писать; запрещается же сие (отдельное изображение символов). не аки греховное дело, но яко непристойное и вину к поползновению невеждам подающее».
Теоретик старообрядчества Андрей Денисов в «Поморских ответах» возмущался очередным «римским» нововведением: «В древлецерковных книгах печатных четыре евангелиста вообразахуся Матфей лицом человеческим, Марко лицом орлим, Лука телечим, Иоанн львовым… Сей древлецерковный обычай изменивше, воображают Иоанн лицом орлим, а Марка львовым… Римляне бо пишут Иоанна лицо орле, а не львово; а Марка лицо львово, а не орле».
Старообрядцы и здесь придают вещам далеко не первостепенным догматическое значение, хотя выше было показано, насколько разнообразны мнения святых отцов, которых они так почитают. На протяжении последних нескольких веков между Востоком и Западом без всяких диалогов и консультаций в этом отношении достигнуто единообразие, символы евангелистов толкуются однозначно: ангел – ап. Матфей, орел – ап. Иоанн, лев – ап. Марк, телец – ап. Лука. Об этом свидетельствуют многочисленные памятники с изображениями символов евангелистов как западные, так и восточные. Только в памятниках из глубинки или у старообрядцев еще можно встретить распределение символов по св. Иринею Лионскому или вообще «от своего замышления» без всякого порядка и обоснования.
Протоиерей Виталий Шумилов,
клирик Александро-Невского храма
в поселке Запрудня Московской области
Источник:
Все верующие люди знают о четырёх символах Четвероевангелия — Человек, Телец, Лев и Орёл, соответствующие каноническим Евангелиям от Матфея, Марка, Луки и Иоанна, которые со II века но нашей эры неразрывно связаны с христианством, но мало кто из верующих знает о сакральном значении данных символов и о том, что они символизируют в духовном понимании.
Данные символы в научной литературе именуются тетраморфом т.е. (четырёхвидным) и считаются важнейшими архетипами иудео-христианства. Исследованию тетраморфа посвящено множество трудов, они изображены на полотнах лучших византийских мастеров живописи (Рафаэля), им посвящены стихотворения, они воспеты лучшими исполнителями мира.
По поводу значения и смысла этих символов по сей день ходит множество мифов и легенд. В Каббале эти существа носят название «хайот а-кодеш», что буквально обозначает «святые животные». Об этих символах говорится и в Ветхом и Новом Заветах. Большинство исследователей Библии и богословов понимание сакрального смысла этих животных связывают с двумя цитатами из Священного Писания, принадлежащими пророку Иезекиилю и Иоанну Богослову:
«И я видел, и вот, бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня; и из средины его видно было подобие четырех животных, – и таков был вид их: облик их был, как у человека; и у каждого четыре лица, и у каждого из них четыре крыла; а ноги их – ноги прямые, и ступни ног их – как ступня ноги у тельца, и сверкали, как блестящая медь, (и крылья их легкие). И руки человеческие были под крыльями их, на четырех сторонах их; и лица у них и крылья у них – у всех четырех; крылья их соприкасались одно к другому; во время шествия своего они не оборачивались, а шли каждое по направлению лица своего. Подобие лиц их – лице человека и лице льва с правой стороны у всех их четырех; а с левой стороны лице тельца у всех четырех и лице орла у всех четырех. И лица их и крылья их сверху были разделены, но у каждого два крыла соприкасались одно к другому, а два покрывали тела их. И шли они, каждое в ту сторону, которая пред лицем его; куда дух хотел идти, туда и шли; во время шествия своего не оборачивались. И вид этих животных был как вид горящих углей, как вид лампад; огонь ходил между животными, и сияние от огня и молния исходила из огня. И животные быстро двигались туда и сюда, как сверкает молния». (Иезек. 1:5-14)
* * *
«…перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет.» (Откр. 4:6-8)
В основе понимания данного видения четырёх сакральных символов Четвероевангелия в большинстве исследований лежит толкование преп. Макария Египетского о том, что эти животные символизируют тайну души, имеющей (готовность) принять Святой Дух (Господа):
«Пророк созерцал тайну души, имеющей принять Господа своего и сделаться престолом славы Его» (Добротолюбие, Т.1., Преп. Макарий Египетский, Наставления о христианской жизни)
«Четыре животные, носящие колесницу, представляли собою образ владычественных сил разумной души. Как орел царствует над птицами, лев — над дикими зверями, вол — над кроткими животными, а человек — над всеми тварями: так и в разумной душе есть более царственные силы, то есть, воля, совесть, ум и сила любви. Ими управляется душевная колесница, в них почивает Бог». (Добротолюбие, Т.1., Преп. Макарий Египетский, Наставления о христианской жизни)
В данном откровении преп. Макарий образ владычественных сил души (волю, чувство, ум и любовь) напрямую связывает с символами тетраморфа. Т.е. Вол (Евангелие от Луки) символизирует вожделевательную силу души (волю), Лев (Евангелие от Марка) является символом раздражительной силы души (чувства), Орёл (Евангелие от Иоанна) символизирует познавательную силу души (ум), а Человек (Евангелие от Матфея) символизирует силу любви.
Есть и другие подходы к толкованию данных символов и в частности точка зрения на то, что четыре священных животных раскрывают нам четыре грани Личности Спасителя и Его служения: Человек – это Сын Человеческий, Лев – это символ колена Иудина, Телец – символ Жертвы Христовой, Орёл – символ возвышенной Божественной премудрости. Вместе с тем, и образ готовности души и образ владычественных сил души и образ служения Господня не раскрывают глубинной сути и сакральной взаимосвязи символов Четвероевангелия.
И только в одном источнике и цитате основателя монашества Антония Великого можно найти наиболее полное и точное определение природы этих символов, которые отражают в наиболее абстрактном смысле главные вехи восхождения души к престолу Господа или, говоря языком христианской психологии, символизируют процесс поэтапного совлечения «ветхого» человека для формирования и раскрытия потенциала «нового человека» духовного:
«Серафим, которого видел Пророк Иезекииль (Иезек. 1:4. 9), есть образ верных душ, кои подвизаются достигнуть совершенства. Имел он шесть крыльев, преисполненных очами; имел также четыре лица, смотрящих на четыре стороны: одно лицо подобно лицу человека, другое – лицу тельца, третье – лицу льва, четвертое – лицу орла. Первое лицо Серафимово, которое есть лицо человеческое, означает верных, кои живя в мiре, исполняют заповеди на них лежащие. Если кто из них выйдет в монашество, то он подобным становится лицу тельца, потому что несет тяжелые труды в исполнении монашеских правил и совершает подвиги более телесные. Кто, усовершившись в порядках общежития, исходит в уединение и вступает в борьбу с невидимыми демонами, тот уподобляется лицу льва, царя диких зверей. Когда же победит он невидимых врагов и возобладает над страстями и подчинит их себе, тогда будет восторгнут горе Духом Святым и увидит Божественные видения; тут уподобится лицу орла: ум его будет тогда видеть все, могущее случиться с ним с шести сторон*, уподобясь тем 6-ти крылам, полным очей. Так станет он вполне Серафимом духовным и наследует вечное блаженство.» (Добротолюбие, Т. 1, Наставления св. Антония Великого)
* – шесть сторон обозначают север, юг, восток, запад, верх и низ.
В этой цитате преподобного уже совершенно чётко определены 4 ступени восхождения души к совершенству духовному:
- — 1-я ступень (Евангелие от Матфея – Человек) — символ ступивших на путь веры и исполнения заповедей. «Первое лицо Серафимово, которое есть лицо человеческое, означает верных, кои живя в мiре, исполняют заповеди на них лежащие.»
- — 2-я ступень (Евангелие от Луки – Вол) — символ выходящих в монашество для обретения совершенной веры. «Если кто из них выйдет в монашество, то он подобным становится лицу тельца, потому что несет тяжелые труды в исполнении монашеских правил и совершает подвиги более телесные.»
- — 3-я ступень — (Евангелие от Марка – Лев) — символ выходящих из киновии (общежития) в анахоретство (уединение) и вступающих в брань с духами злобы и тьмы мира сего. «Кто, усовершившись в порядках общежития, исходит в уединение и вступает в борьбу с невидимыми демонами, тот уподобляется лицу льва, царя диких зверей.»
- — 4-я степень — (Евангелие от Иоанна – Орёл) — символ победивших природу ветхого человека и выходящих на уровень святости, благодати и даров Святого Духа. «Когда же победит он невидимых врагов и возобладает над страстями и подчинит их себе, тогда будет восторгнут горе Духом Святым и увидит Божественные видения; тут уподобится лицу орла: ум его будет тогда видеть все, могущее случиться с ним с шести сторон, уподобясь тем 6-ти крылам, полным очей. Так станет он вполне Серафимом духовным и наследует вечное блаженство.» *
* Ступени 2 и 3 в Четвероевангелие изложены не в той последовательности, о которой говорит преп. Антоний Великий.
Таким образом, сакральный смысл символов Четвероевангелия с точки зрения христианской психологии отражает сущностную последовательность главных ступеней обожения или преображения души на пути духовного спасения. Это своего рода калька или «матрица» основных вех жизни и возрастания души от плоти к духу, которые можно определить, как четыре ступени освящения, соответствующие четырём различным видам знания и откровения:
1-я ступень – телесное знание («ветхий человек»),
2-я ступень – душевное знание (трудник),
3-я ступень – душевно-духовное знание (анахорет),
4-я ступень – духовное знание («новый человек»).
Евангелие от Матфея есть символ кодекса человеческой нравственности, придерживаясь которого, «ветхий» человек становится человеком нравственным и, тем самым, встаёт на путь духовно-нравственного развития и спасения.
Евангелие от Луки есть символ трудничества и перехода от веры повседневной к вере совершенной через становление на путь монашества и киновии.
Евангелие от Марка есть символ обретения в монашеском подвиге действенности духа с выходом в анахоретство и священнобезмолвие для брани с духами тьмы.
Евангелие от Иоанна символизирует победу над злыми духами с обретением даров Святого Духа и раскрытием потенциала (крыльев) духовных возможностей «нового» человека.
Овладение всеми 4-мя уровнями знания и совершенствования души и составляет полное понимание Евангелия. Вот откуда происходит цитата Варсонофия Оптинского о том, что в Евангелии нет дна:
«Видели ли вы искусственные цветы прекрасной французской работы? Сделаны они так хорошо, что, пожалуй, не уступят по красоте живому растению. Но это — пока рассматриваем оба цветка невооруженным глазом. Возьмем увеличительное стекло и что же увидим? Вместо одного цветка — нагромождение ниток, грубых и некрасивых узлов; вместо другого — пречудное по красоте и изяществу создание. И чем мощнее увеличение, тем яснее проступает разница между прекрасным творением рук Божиих и жалким ему подражанием.
Чем больше вчитываемся мы в Евангелие, тем явственнее разница между ним и лучшими произведениями величайших человеческих умов.
Как бы ни было прекрасно и глубоко любое знаменитое сочинение — научное или художественное, но всякое из них можно понять до конца. Глубоко-то оно глубоко, но в нем есть дно. В Евангелии дна нет. Чем больше всматриваешься в него, тем шире раскрывается его смысл, неисчерпаемый ни для какого гениального ума». (Преп. Варсонофий Оптинский)
Источник:
Эта работа представляет собой развитие некоторых идей и сюжетов, в самом общем виде высказанных в моей недавней книге «EX ORIENTE LUX! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии» (М.: «Языки русской культуры», 1999). Символы евангелистов, их происхождение и смысл, библейские тексты, относящиеся к их истолкованию, в России научно изучались последний раз лишь в начале XX в. (см., например, книгу М. Скабаллановича «Первая глава книги пророка Иезекииля. Опыт изъяснения». Мариуполь, 1904). С тех пор многое было сделано в мировом богословии, библейской археологии, компаративистской этнологии и исторической антропологии, что позволяет поставить обсуждавшиеся ранее вопросы на новый уровень изучения и осмысления. Надеюсь, что моя книга поспоспешествует пробуждению интереса к этим увлекательным и сложным сюжетам.
Я признателен издательству «Языки русской культуры» за возможность опубликовать эту небольшую работу в новой серии «Series minor».
Особая благодарность — моему давнему другу и коллеге, доктору исторических наук Татьяне Николаевне Джаксон, которая взяла на себя труд критически прочесть книжку и помочь в ее совершенствовании. Моему просвещению в библеистике я во многом обязан С. Г. Яковенко, частые беседы с которым о сюжетах книги я вспоминаю с большой благодарностью. Кроме того, тема книги была предметом нескольких лекций и докладов, которые я прочел в Московском государственном университе им. М. В. Ломоносова, в Библейско-богословском институте св. апостола Андрея, в Центре сравнительного изучения древних цивилизаций Института всеобщей истории РАН, на историческом факультете Саратовского государственного университета, на Второй Всероссийской церковно-археологической конференции (Санкт-Петербург). Всем участникам весьма оживленных подчас дискуссий, сопровождавших мои доклады, — сердечное спасибо.
Приношу также свою искреннюю благодарность Немецкой службе академических обменов (DAAD) за предоставленную возможность поработать над книгой в октябре-ноябре 1996 г. в библиотеках Германии. Особая благодарность — руководству и персоналу библиотеки Епископальной духовной семинарии г. Трира, создавшим все условия для плодотворной работы.
Введение
Невозможно, чтобы Евангелий было числом больше или меньше, чем их есть.
Ибо как четыре есть страны света, в котором мы живем, и четыре главных ветра, и так как церковь
рассеяна по всей земле, а столп и утверждение церкви есть Евангелие и Дух Жизни, то
надлежит ей иметь четыре столпа.
Св. Ириней, «Против ересей» (Adv. Haer. III, 11, 8)
В христианском богословии уже с конца II в., а с IV в. и в христианском искусстве четырем евангелистам были приданы в качестве их атрибутов и символов следующие живые существа: Матфей ассоциируется, как правило, с образом ангела, Марк — льва, Лука — быка (тельца), Иоанн — орла 1 .
Впервые эти существа были соединены с именами евангелистов во II в. Иринеем Лионским, его атрибуция символов отличалась от принятой позже (человек символизировал собой Матфея, лев — Иоанна, телец — Луку, орел — Марка) 2 . Как символы евангелистов эти образы закрепились в богословии с Иеронима 3 , а начиная с VII в. его трактовка их становится обязательной на христианском Западе 4 .
В христианской экзегетике существовали различные объяснения этих существ. Одно толкование, которое развивала сирийская школа 5 , а также Григорий Великий 6 (конец VI в.), рассматривало существа как символы самого Христа в различные фазы его жизни: при рождении он человек (incarnatio), при смерти — жертвенный бык (passio), при воскресении— лев (resurrectio), при вознесении — орел (ascensio) 7 . Интерпретация и атрибуция существ у Иеронима и в основанной на его авторитете последующей традиции (вплоть до современных христианских энциклопедий) такова: атрибуция живых существ тому или иному евангелисту связана с началом повествования соответствующего Евангелия. Так, человеческий образ ангела как символ Матфея должен был отражать человеческую генеалогию Христа, с которой начинается Евангелие от Матфея; лев Марка — проповедь Иоанна Крестителя в пустыне; бык Луки — жертву Захарии, орел Иоанна — возвышенный, устремленный к небесам характер зачина иоаннова Евангелия 8 . Часто христианские богословы приводили обе (или даже более 9 ) трактовки связи евангелистов и живых существ 10 . На христианском Востоке была принята интерпретация, сходная с иринеевской, а именно, лев олицетворяет иоанново Евангелие, так как там описывается происхождение Христа от Бога-Отца, бык — Евангелие Луки, а человек — Евангелие Матфея (объяснение Иринея сходно в этих двух случаях с иеро-нимовым), орел — Евангелие Марка, ибо оно имеет профетиче-ский характер и исполнено Святого Духа 11 .
Происхождение, первоначальные функции и значение символов четырех евангелистов представляются тем не менее не до конца проясненными. Аллегорические толкования отцов церкви не могут удовлетворить нас по многим причинам, одна из которых, в частности, — произвольность и множественность аллего-рез, одновременно сосуществующих даже в пределах одного сочинения. Христологический характер истолкования текстов Ветхого Завета, естественный для раннехристианского богословия, также мало помогает при научном рассмотрении этих текстов.
Вообще говоря, в рамках нашего исследования следует различать три уровня понимания библейского текста: 1. что хотел сказать автор текста; 2. как толковался этот текст в рамках последующей экзегетики (иудаистской или христианской); 3. что могло на самом деле стоять за словами древнего автора, что, возможно, он и сам не до конца осознавал. Тщательно исследуя первый уровень понимания и принимая во внимание второй, мы должны стремиться выйти на третий.
В настоящей работе предлагается рассматривать существа, ставшие символами евангелистов, как зооантропоморфные символы стран света, которые имеют глубокие корни в иудейской и — шире — в ближневосточной модели мира; более того, такая символическая классификация, наслаивающаяся на обозначения стран света, оказывается, как мы увидим, свойственной многим архаическим культурам Евразии и Америки 12 .
1 См., например: Neub, 1912; Lugt, 1944, 256—282; Crozet, 1952, 53—64; Bourguet, 1959, 3—25; Nilgen, 1973, 517—572.
2 Adv. haer. HI, 11, 8 [PG, 7, 885—890]. Так же атрибуировали символы Анастасий Синаит, Арефа и некоторые другие. Замечу, что помимо общепринятой позже атрибуции символов евангелистов, разделяемой Викторином из Петтау, Эпифанием из Констанца, Иеронимом, Григорием I, Седулием, Евхерием, Исидором Севильским, Беатом, Алкуином и другими, существовала еще и третья версия, представленная Ипполитом Римским, Августином и Бедой, которая видела в человеке символ Марка, во льве — символ Матфея, в тельце — символ Луки, в орле — символ Иоанна (подробнее см.: Neub, 1912, 26—117; Michl, 1937, 92—103; Coofee, 1960,14; Nilgai. 1973, 518).
3 Comm. in Ez. 1,1, 5—10 [PL, 25,15—22]; см. также: Sedul. Carmen pasch. [PL, 19, 591]; ср.: Werner. 1989/1990, 6—7.
4 По наблюдениям историков восточного христианства, сочетание евангелистов и их символов вплоть до XVII в. было здесь нестабильным (см.: Покровский, 1891, 354—355), а коптская и эфиопская церкви, придавая большое значение четырем существам, вообще долго не связывали их с евангелистами (см.: de Grooth, van Moorsel, 1977/ 1978, 233—234; Werner, 1986, 9—17).
5 Например, Ефрем Сирин (ad loc.) и Анастасий Синаит (Anast. Si-nait. Hexam. 4 [PG, 89, 894 AB]); ср.: LThK. 3,1959,1254.
6 In Ez. I. Ill, 1 и I. IV, 1—2 [PL, 76, 806 и 815—816].
7 См. также: Alcuin. Comm. in Apoc. Ill, 4, 7 [PL, 100, 1118], Rupert von Deutz [PL, 167, 1422—1428] и др. Подробнее историю толкований символов евангелистов см.: Neub, 1912, 26—117.
8 По мнению выдающегося русского историка христианства Н. В. Покровского, второе объяснение сочетания символов и евангелистов (по началу евангелия) «представляется более вероятным, чем первое» (по фазам жизни Христа) (Покровский, 1891, 353).
9 Иероним, например, приводит шесть версий объяснения четырех символов (см. подробнее: Neub, 1912, 66—68).
10 Ср.: Greg. In Ez. I. IV, 2; Alcuin. Comm. in Apoc. HI, 4, 7. 11 См.: Hunger, 1971, 469—471; ср.: Wessel, 1971, 508—510 о редкости изображения символов евангелистов в Византии по сравнению с западным искусством.
12 Данная работа продолжает серию моих исследований систем ориентации в пространстве по странам света в различных архаических обществах (см.: Podossinov, 1991, 233—286; Подосинов, 1994, 37—53; Он же, 1998, 256—258; Он же, 1999).
Истоки символов евангелистов в Новом и Ветхом завете
Откровение Иоанна Богослова (4, 6—7)
Известно, что одним из источников четырех символов евангелистов служит в Новом Завете знаменитый пассаж Откровения Иоанна Богослова 1 , который в своем видении престола Всевышнего на небе узрел странных существ: «. посреди престола и вокруг престола [находятся] четыре животных (τέσσαρα ζφα, quattuor animalia), исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему» (Откр. 4, 6 —7). Эти «четыре животных» оказываются шестикрылыми херувимами, непрестанно поющими Господу хвалу 2 .
Книга пророка Иезекииля (1, 4—26)
Видение Иоанна, как и последующие ассоциации Иринея 3 , несомненно, имеют своим истоком аналогичные ветхозаветные представления; известно, что среди новозаветных текстов Откровение Иоанна, как, впрочем, и Апокалипсисы других авторов, не вошедшие в канон Нового Завета, наиболее пропитано мотивами и символикой ветхозаветной традиции 4 . В данном случае Иоанн, несомненно, отталкивался от знаменитого видения пророка Иезекииля, в котором также дается фантастический образ тех же «четырех животных» (ВН: ‘arba c a hayyot; LXX: τέσσαρα ζώα; Vulg.: quattuor animalia).
Привожу в сокращении это описание (Иез. 1, 1—28): «1. . И отверзлись небеса, и я увидел видения Божий. 4. И я видел: и вот бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня; 5. и из средины его видно было подобие четырех животных. 6. И у каждого — четыре лица, и у каждого из них — четыре крыла;.. .9. Во время шествия своего они не оборачивались, а шли каждое по направлению лица своего. 10. Подобие лиц их — лице человека и лице льва с правой стороны у всех их четырех; а с левой стороны — лице тельца у всех четырех и лице орла у всех четырех. 15. И смотрел я на животных, — и вот, на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их. 16. И по виду и по устроению их казалось,
будто колесо находилось в колесе. 17. Когда они шли, шли на четыре свои стороны; во время шествия не оборачивались. 22. Над головой животных было подобие свода, как вид изумительного кристалла, простертого сверху над головами их. 26. А над сводом, который над головами их, было подобие престола по виду как бы из камня сапфира; а над подобием престола было как бы подобие человека вверху на нем. 28. Таково было видение подобия Славы Господней» 5 .
Хотя у Иоанна уже произошло «расщепление» четырехликих ветхозаветных херувимов на четырех одноликих, трон Господа уже не движется, но стоит неподвижно, а херувимы не несут его, но стоят вокруг, перечень «животных», как мы видим, полностью совпадает с перечнем Иезекииля 6 .
Интерпретация «четырех животных» как Иоанна, так и Иезекииля имеет давнюю традицию, она изобилует многими трудностями и противоречиями 7 . Единственный исследователь в России, посвятивший видению Иезекииля подробное исследование, М. Скабалланович писал об этом труднейшем библейском тексте: «Осмелившемуся сделать предметом изучения первую главу пророка Иезекииля приходится начинать с вопроса, доступна ли эта глава какому-либо изъяснению. Излагая таинственнейшее из видений, она, по выражению немецких экзегетов, смеется всякой попытке объяснения ее» 8 . При этом Скабалланович видел ключ к интерпретации общей идеи видения именно в образе «четырех животных» 9 .
Распространенным толкованием символики «животных» является следующее: лев олицетворяет мир диких животных, телец — мир прирученных домашних животных, орел — мир пернатых и ангел — царство людей; в каждой из этих сфер они являются царями, тем самым их положение у основания трона Господня показывает его власть над всем миром 10 . По другому объяснению, лев олицетворяет мужество и благородство, телец — крепость и силу, орел — быстроту и скорость, человек — мудрость и разум 11 . Интерпретаторы Откровения Иоанна иногда связывают «животных» с четырьмя состояниями церкви, с четырьмя отцами церкви или с четырьмя апостолами 12 . Все подобные толкования построены на аллегории и могут варьироваться бесконечно 13 .
Характерным для состояния вопроса о смысле символики четырех «животных» является следующее высказывание: «. Какое из этих решений следует считать абсолютно истинным, сказать трудно, так как ни одно из них не имеет прямого подтверждения авторитетом Богодухновенных писателей, авторитетом отцев и учителей Церкви, и так как, с другой стороны, каждое из них имеет те или иные недостатки» 14 . М. Скабалланович, посвятивший интерпретации видения Иезекииля более 300 страниц своей монографии, вообще отказался дать истолкование «смыслу и знаменованию таких лиц у херувимов», считая, что «для нас должно остаться странным и непонятным привнесение в образы высочайших духов животных и звериных форм. Это тайна пророческого созерцания, в объяснение которой немного можно сказать» 15 .
Несмотря на скептицизм моих предшественников, мне кажется, что еще не все возможности интепретации текста исчерпаны. На мой взгляд, допустимо и такое прочтение символики «четырех животных», при котором они выступают как олицетворения (символы) стран света. Основания для подобного вывода дает прежде всего сам текст Иезекииля.
Так, из дальнейшего описания видения у Иезекииля становится ясно, что «четыре животных» — это, как и у Иоанна, херувимы 16 (10, 15 —22), а восседающий на престоле над сводом, который «животные» несут на себе, — сам Господь (10, 1—6). Далее, свод над головами «животных» обозначается тем же словом, что и «твердь», которую Господь создал в дни творения и «назвал небом» (см.: Быт. 6—8: ВН: raqia; LXX: στερέωμα; Vulg.: firmamentum; др.-слав. твердь) 17 . Таким образом, перед нами предстает грандиозная космологическая картина, охватывающая всю небесную сферу, а четыре «животных» изображаются как несущие на себе само небо 18 . В греческом и древнесла-вянском переводе твердь простирается «над крилами их свыше» (LXX: έπι των πτερύγων αυτών έπάνωπεν), что предполагает, что своими крыльями херувимы поддерживают небесный свод.
Свод вместе со стоящим на нем престолом и Господом на престоле называется неоднократно «славой Божией» (kevod Iehovah). Во многих местах Иезекииль, описывая движение славы Господней, подчеркивает, что она покоится и движется именно на херувимах (ср.: 10, 19: «И подняли херувимы крылья свои и поднялись в глазах моих от земли. и стали у входа в восточные врата Дома Господня, и слава Бога Израилева вверху над ними»; 11, 22—23: «Тогда херувимы подняли крылья свои. и слава Бога Израилева вверху над ними. И поднялась слава Господа из среды города и остановилась над горою, которая на восток от города»).
При этом чрезвычайно важно, что, по Иезекиилю, «четыре животных» движутся «на четыре свои стороны» (ВН: ‘arbaca ruahot — собственно, «четыре ветра»; ср. LXX: επί τά τέσσαρα μέρη αυτών έπορεύοντο; Vulg.: per quattuor partes eorum euntes ibant; др.-слав.: «на четыри страны их шествоваху»). Если учесть, что ветхозаветные «четыре ветра» идентичны обозначению четырех стран света, то образ четырех существ, поддерживающих небесный свод 19 и олицетворяющих собой четыре страны света, обретает знакомые нам по другим архаическим культурам черты зооантропоморфных символов (покровителей) стран света (см. ниже), хотя, конечно, этим функции четырех херувимов в видении пророка не ограничиваются.
Херувимы в Ветхом Завете и в последующей традиции
Известно, что ветхозаветные херувимы 20 выполняли две функции: во-первых, они выступали как защитники и хранители (рая, священных предметов, алтарей, ковчегов, престолов), во-вторых, — они могли сами нести на себе престол Господа 21 .
Охранительная функция ангелов проявляется в том, что в Ветхом Завете они часто появляются вокруг алтарей и святилищ как их патроны и защитники (skk) 22 . Изображения крылатых херувимов использовались для украшения крышки скинии (Исх. 25, 18—20) и других сакральных объектов 23 . Считается, что херувимы в святая святых Соломонова храма и «животные» Иезекииля генетически связаны между собой 24 .
О том, что херувимы в Ветхом Завете изначально понимались как охранители стран света, свидетельствует, на мой взгляд, следующий текст из книги Бытия: «И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада Эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять (smr) путь к дереву жизни» (Быт. 3, 24). Заметим, что в отличие от славянского перевода в древнееврейском тексте, как и в LXX, слово херувим стоит во множественном числе — k’rubjm (τά χερουβίμ), а слова на востоке относятся скорее всего лишь к местоположению рая (в LXX они вообще отсутствуют).
Таким образом, рай мог охраняться четырьмя херувимами со всех четырех стран света, или же двумя со стороны восточного входа, как часто бывало в ассиро-вавилонской архитектуре садо-во-дворцовых комплексов 25 . Так же, очевидно, понимали текст и в позднем иудаизме, что можно видеть по иллюстрации в еврейской рукописи второй половины XIII в. из Британского музея (Add. II 639), в которой четыре крылатых херувима охраняют древо жизни после изгнания из рая Адама и Евы 26 (см. рис. 1).
Рис. 1. Четыре херувима, охраняющие древо жизни в Рае.
В «Исходе» (25, 18 —22) сам Господь повелел Моисею соорудить над двумя концами крышки ковчега по херувиму, которые должны были стоять лицом друг к другу с распростертыми крыльями, осеняя ими крышку ковчега; при этом сам Господь намеревался открываться Моисею и говорить с ним «над крышкою, посреди двух херувимов». Таким образом, изображения херувимов должны были ограничивать самое сакральное пространство — sancta sanctorum и тем самым приобретали космическое значение. Недаром Климент Александрийский, комментируя это место «Исхода», видел в херувимах ковчега символы двух полюсов Земли или двух полушарий 27 .
Ковчег завета, который хранился в Силоме, включал в себя изображение «Господа Саваофа, сидящего на херувимах» 28 , что представляет несомненную иконографическую параллель к описанию Иезекииля, согласно которому трон (merkabah) Господа несли на себе четверо херувимов в образе животных. В Псалме 17, 11 явление Всевышнего Давиду изображается следующим образом: «И воссел [Господь] на херувимов и полетел, и понесся на крыльях ветра» (так же в: 2 Цар. 22, 11). Здесь прослеживается та же модель — крылатые херувимы, несущие (= поддерживающие) Бога (= его трон) 29 . Замечу, что под влиянием ветхозаветных образов херувимов в христианской литературе и искусстве также появляется образ Христа, который «восседает на херувимах», которые «несут трон Господень» 30 . Особенно большую роль четыре иезекиилева «животных» играли в литургии средневековой коптской и египетской церквей, где они «несли» или «поддерживали» небесный «трон» (или «колесницу») Господа 31 .
Важным свидетелем того, как понимались «животные» Иезекииля в русле иудаистской традиции, является последующая апокалиптическая литература, в большинстве своем не попавшая в библейский канон, но имевшая большое распространение в иудаистской, эллинистическо-римской и раннехристианской среде и оказавшая заметное влияние на сложение христианского богословия 32 . Исследователи замечают, что многие мотивы, встречающиеся в ветхозаветной литературе, получают иногда в апокрифических произведениях более четкие контуры 33 .
Четыре херувима, охраняющие древо жизни в Рае, на иллюстрации из еврейской рукописи из Британского музея (Add. II 639), вторая половина XIII в.
В эфиопской версии Книги Еноха, в которой содержится развитое учение об ангелах, рассказывается, что во время своего космического путешествия Енох увидел «четыре ветра, которые несут землю и твердь [небесную]» 34 ; несколько ниже о них же говорится, что они суть «подпорки неба» 35 .
В другом месте Книги Еноха речь идет о четырех шестикрылых серафимах (очевидно, в данном случае идентичных иезеки-илевым херувимам), каждый из которых имеет четыре лица и соответствует одному из четырех ветров мира 36 . Вообще, группировка ангелов (в их различных ипостасях — архангелы, ангелы, серафимы, херувимы и др.) часто предполагает их кватерность и связанность с четырьмя ветрами 37 . Напомню, что под «четырьмя ветрами» в библейской литературе понимались четыре страны света; Таким образом, здесь мы можем видеть подтверждение нашего тезиса о соотнесенности «четырех животных» Иезекииля со странами света.
Известно, что в иудаистской символике «четыре животных» были связаны (а в Мидрашах даже отождествлялись 38 ) с четырьмя архангелами (лев с Михаилом, бык с Гавриилом, человек с Уриилом, орел с Рафаилом) 39 . Иудаистская традиция сохранила предания о том, что имена архангелов, как и месяцев, израи-литы принесли с собой в Палестину из вавилонского плена 40 .
Псевдо-Дионисий, описывая 9 ангельских хоров 41 , которые делятся у него на три группы, в высшей из них, находящейся ближе всех к Христу, перечисляет также три категории ангелов. Это — некие «престолы» (θρόνοι, throni, sedes), херувимы и серафимы, которые все прославляют Христа ежечасным «свят, свят, свят»; при этом херувимы несут особую службу при троне, серафимы во внутреннем покое Господа, а «престолы» охраняют вход в святая святых 42 . По мнению ряда христианских экзегетов, слово «престолы» —то же самое, что «херувимы», ибо является переводом евр. kerubim 43 .
О распространенности такого образа ангелов во всем ближневосточном и средиземноморском ареале говорит тот факт, что в одном из орфических гимнов 44 упомянуты άγγελοι, стоящие вокруг трона бога и заботящиеся о жизни людей.
«Четыре огненных животных» под троном Господа появляются также в апокрифическом «Откровении Авраама», созданном в конце I в. н. э. независимо от «Откровения Иоанна», но осно-ванном на видении Иезекииля 45 . При своем вознесении на небо Авраам увидел огонь, в нем огненный престол, «и под престолом животы четыри огнены поюща. А зрак их един каждо их четве-ролицен. Взор таков лиц их: львов, человец, волуи, орел. Четыре главы, и комуждо крил 4» 46 . Как у Иоанна, они поют хвалу Господу, но, как у Иезекииля, они еще не «расщеплены» на четыре одноликих существа, а имеют каждый четыре лица. Очевидно, недаром херувимы у христианских теологов часто выступают как четырехликие (τετράμορφοι, τετραπρόσωπα, quadriformia) 47 .
Примечательно, что уже Иероним 48 считал, что «животных» — четыре по числу стран света («propter quattuor cardines mundi quibus orbis includitur»), при этом он привел такие распространенные в его время ассоциации, как 4 элемента, 4 времени года, 4 добродетели. Упомянул Иероним и сочинение некоего Катины (Catina), который полагал, что «четыре животных» символизировали четыре страны света, по которым ориентировался лагерь иудеев, состоявший из 12 колен израилевых («cast-rorum ordinem duodecim tribuum describi in solitudine, ad orientem, occidentem, septentrionem et meridiem»).
Мне кажется неслучайным, что среди многих обозначений ангелов в Ветхом Завете 49 часто встречаются такие, как «Сыны Божие» (bene ha’elohim) 50 , «Сыновья неба» (bene schamajim) 51 и «Хранители, или Бодрствующие» (irin) 52 ; они легко сопоставимы с наименованиями и функциями богов-хранителей стран света в других культурах (ср., например, «сыновья Хора» в Египте 53 ; lokapäla и asäpala — «охранители мира» — в Индии, land-vaettir («стражи земли») в Исландии и т.д.).
В видении Иоанна Богослова также есть следы «ответственности» «четырех животных» — херувимов, стоящих вокруг трона Господня,—за четыре страны света. В Откр. 6, 1—8 рассказывается о четырех всадниках, которые один за другим являются перед Иоанном, неся миру смерть и разорение. Как мы увидим ниже, различная масть лошадей, на которых появляются всадники, отражает цветовую символику стран света, при этом о последнем всаднике сказано, что ему дана «власть над четвертою частью земли». Примечательно, что появлению каждого из всадников предшествует вводная реплика одного из наших «животных», которые поочереди «выпускают» их в мир с возгласом «Иди!».
Таким образом, уже из текстов Ветхого и Нового Заветов, а также из последующей (в том числе апокрифической) богословской литературы можно заключить, что изначальная функция херувимов, которых Иезекииль и Иоанн изобразили в виде «четырех животных», состояла в их патронаже над странами света, которые они олицетворяли.
1 Ириней прямо цитирует Иоанна Богослова, сохраняя его последовательность в описании «четырех животных» (ср.: Michl, 1960, 92).
2 Подробное исследование «четырех животных» Откровения см.: Michl, 1937, 5—111.
3 Νeuβ,1912, 26—27.
4 Ср.: Козаржевский, 1985, 94: «Апокалиптическая символика генетически восходит к ветхозаветным пророчествам Даниила, Иезекииля, Исайи, давидовым псалмам, к вавилонской мистике чисел, к общевосточной аллегоричности цветов, драгоценных камней, природных стихий, представителей растительного и животного мира». Д. Гальперин называет Откровение Иоанна «a Jewish apocalypse in the name of Jesus» и ставит его в ряд с еврейскими апокалипсисами, имевшими долгую традицию (Halpenn, 1988, 64, 87).
5 Ср. сходное описание «четырех зверей» в видении Даниила: Дан. 7,1—7.
6 Г. Гункель полагает, впрочем, что Иоанн сохранил более простую, а значит, более древнюю версию (Gunkel, 1903, 44). А. Иеремиас тоже считает, что уже у Иезекииля херувимы были, как и у Иоанна, одноликими и что слово «четырехликий» «основывается на недоразумении» (Jeremias, 1930, 700). Современные западноевропейские интерпретаторы Ветхого Завета (в частности, авторы «Иерусалимской Библии»), корректируя древнееврейский Мазоретский текст, говорящий о лицах и крыльях херувимов «с четырех сторон», склоняются, по-видимому, к той же мысли, что и Иеремиас (ср. перевод Иез. 1, 6 в: Die Bibel, 1968, 1189: «Und ihre Gesichter, bei jedem von den Vieren, waren in die vier Richtungen gewandt»). Д. Гальперин считает, что херувимы Иоанна более напоминают ближневосточных херувимов, чем Иезекиилевы «животные» (Halpenn, 1988, 91).
7 Библиографию работ о книге Иезекииля см.: Rowley, 1953. Подробное филологическое исследование вышеприведенного текста Иезекииля, основанное на древнееврейских, сирийских, греческих и латинских источниках, см.: Скабалланович, 1904; Cooke, I960, 8— 30; см. также экзегезу видения Иезекииля в изданиях: Kraetzschmar, 1900, 7—14; Heinisch, 1923, 23—31; Zimmedi, 1979, 1, 23— 85; Greenberg, 1983, 37—59; Fuhs, 1984, 22—25 и др.
8 Скабалланович, 1904, 1. До него русская экзегетика видения Иезекииля состояла всего из двух небольших работ (см.: Юнгеров, 1884; Рождественский, 1895), после него в советский период эта тема не разрабатывалась в России вообще.
9 Там же, 16.
10 Так трактовали «животных» уже в раввинистской традиции, см.: Midrasch R. Schemoth, 23: «четыре существа имеют первенство в сем мире: между тварями — человек, между птицами — орел, между скотами — вол и между зверями — лев»; bHagigah, 13b (ср.: Ска-балланович, 1910, 207; Billerbeck, 1969, 799—800). Некоторые современные комментаторы Иезекииля считают такое объяснение вполне удовлетворительным (см., например: Cooke, 1960, 14; Zim-merli, 1979, 1, 62; Greenberg, 1983, 56—57).
11 См., например: Рожденственский, 1895, 253; Heinisch, 1923, 32; по отношению к Откровению Иоанна см.: Zahn, 1924, 326; ср. комментарий в: Die Bibel, 1968, 1781: «Ihre Gestalten (Lowe, Stier, Mensch, Adler) stellen das Edelste, Starkste, Weiseste, Schnellste dar, was es in der Schopfung gibt».
12 Обзор точек зрения см.: Скабалланович, 1904, 10—23; Апокалипсис, 1993, 173—176; ср. также: Michl, 1937, 97—99; Ясиницкий, 1983, 50.
13 Ср. о комментариях отцов церкви к видению четырех животных Иезекииля у М. Скабаллановича: они «не столько выясняют прямой смысл слов пророка, сколько делают из них аллегорическое применение в нравственных целях» (Скабалланович, 1904, 6; ср. 10); см. также: Michl, 1937, 89: «Gemeinsam ist diesen Deutungen, dafi es sich um Alle-goresen handelt. Es geht ihnen nicht darum, was die Syirbolik des visionaren Bildes sagen will. Sie wenden dagegen die Ziige der prophetischen Schauung allegorisch auf die Heilsveranstaltung Gottes oder auch des Seelenlebens des Menschen an».
14 Апокалипсис, 1993,176.
15 Скабалланович, 1904, 207.
16 Впрочем, некоторые исследователи считают отождествление «животных» с херувимами в Иез. 10 поздней вставкой редактора, который Желал утвердить их идентичность с атрибутами Бога, известными в Ветхом Завете (см., например: Keel, 1977,193,206,321).
17 См., например: Скабалланович, 1904, 279—284; Keel, 1977, 250—252; ср., впрочем: Heinisch, 1923, 26, который видел в этом случайное совпадение.
18 Так же считал Скабалланович (1904, 302).
19 Г. Гункель полагает, что, если у Иезекииля функция херувимов — нести трон — проявилась вполне явно, то у Иоанна она находится на заднем плане (Gunkel, 1903, 44).
20 См. о них подробнее: Глаголев, 1900, 417—446; Kmosko, 1913, 225—234; Dhorme, Vincent, 1926, 328—358; 481—495.
21 Ср.: Скабалланович, 1904, 31 о двух основных функциях херувимов в Ветхом завете — осенять и носить: «При явлении Славы Божией херувимы осеняют ее и носят ее».
22 См., например: Быт. 22, И, 15; 28,12; 2Цар. 24,16, 25; 2Макк. 3, 25, 26.
23 См. подробнее: Dun, 1917, 23; Schmidt, 1923, 120—144. См. также: Landsberger, 1977, 181—203.
24 Schmidt, 1923, 127-128: ср.: Michl, 1937, 35; Vogt, 1979, 331, 344. Д. Гальперин, напрот
ив, считает «четырех животных» Иезекииля совершенно чуждыми библейским херувимам, стоявшим в храме Соломона, так что отождествление их с херувимами в Иез. 10, 15— 22 он приписывает позднейшим «соавторам» Иезекииля, пытавшимся включить их в символическую систему Ветхого Завета (Halperin, 1988, 40—44).
25 Подробный комментарий к этому месту см.: Dhorme, Vincent, 1926, 481—484. О функции херувимов как охранителях рая и древа жизни см.: de Vaux, 1967, 231—233; Keel, 1977,16—17.
26 См.: Landsberger, 1947, 227, 232, 111. 1.
27 См.: Clem. Alex. Strom. V, 6.
28 Joseb Hakkerubim (ό καθήμενος επί τών Χερουβίμ) — «восседающий на херувимах», см.: 1 Цар. 4, 4; так же в: Ис. 37, 6—9; Пс. 79, 2; ср.: Пс. 98, 1: «Он восседает на херувимах».
29 Ср.: Landersdorfer, 1918, 58: «Es ist nicht einzusehen, warum der Kerub bzw. der Kerubenwagen, von dem hier [sc. in Ps. 17, 11. — А. П.] die Rede ist, verschieden sein sollte von dem der Ezechiel’schen Vision»; ср.: Keel. 1977, 16—17.
30 См. уже: Epist. Apost. 3[14], а также: Didasc. 6, 23, 8; Constit. Apost. 6, 30, 9; 7, 47, 3; Dormit. Mariae. 38 [AA, 107]: Χριστός, καθήμενος έπι θρόνου Χερουβίμ; Testam. Adae. 4, 20 [ΟΤΡ, I, 995] η ΆΟ.; ср.: Michl, 1960,179.
31 См. подробнее: Werner, 1986, 7—9.
32 Такова, например, судьба апокрифической Книги Еноха, цитируемой ниже. Одна из книг этого апокалиптического произведения бьиа написана в III—I вв. до н. э. на одном из семитских языков (еврейском или арамейском), затем переведена на греческий, а в IV—VII вв. — на эфиопский. В эфиопской православной церкви Книга Еноха вошла в библейский канон, хотя и синагогальный иудаизм, и прочее христианство отвергли ее как апокриф, и таким образом она смогла сохраниться до наших дней (подробнее см.: Uhlig, 1984, 466—506). Существует также славянская версия Книги Еноха, отличающаяся от эфиопской (см. подробнее: Соколов, 1910; Мещерский, 1964, 91— 108; он же, 1965, 72—78; Böttrich, 1996, 785—820).
33 Ср.: ßöttrich, 1996, 814.
34 1Ен. 18,2 (Uhlig, 1984,547].
35 1 Ен. 18, 3 [Uhlig, 1984, 548: Sie sind die Säule des Himmels]. В. Летаби прямо связывает эти четыре ветра с «животными» Иезе-кииля (Lethaby, 1974 2 , 59).
36 3 Ен. 26, 9 [ОТР, 281]: «How many seraphim are there? Four, corresponding to the four winds of the world. How many faces have they? Sixteen, four faces in each direction» (Transl. by P. Alexander).
37 См.: 1 Ен. 40, 9 [OTP, 31—32 = Uhlig, 1984, 580—581]: четыре существа вокруг трона Господня оказываются архангелами Михаилом, Рафаилом, Гавриилом и Фануилом, которые, стоя по четырем сторонам от Господа, поют ему славу; ср.: 54, 6; 71, 8—9, 13; 3 Ен. 21, 1; 26>е9; Откровение Моисея, 40 [АА, 21] и др.; ср.: Michl, 1960, 77, 92. И. Михль считает, что ζφα Иезекииля «sind aus den tradi-zionellen Keruben und Seraphen zusammengeschmolzen» (Ibidem, 114;cp. также 176—182 о различиях, сходстве и путанице в упоминаниях ангелов, серафимов и херувимов в ветхо- и новозаветной литературе).
38 Глаголев, 1900, 442—443.
39 hremias, 1930, 700; Pennick, 1979, 93.
40 См., например, в Талмуде (pRosch ha-schana, 1, 56d, 56) и мидраше (Genes. Rabba, с. 45) (ср.: Глаголев, 1900, 364).
41 Cael. hier. 6, 2; 7—9; Eccl. hier. 1, 2 [PG, 3, 199—202; 205-272; 371-374].
42 См.: Cael. hier. 6, 2; 7, 2—4.
43 Greg. Nyss. Contra Eunom. 1 [PG. 45, 348]: Ό γαρ Θρόνων μνημονεύσας, άλλφ ονόματι τα Χερουβίμ διηγήσατο, ττ| γνωριμωτέ-ρα προσηγορία το ασαφές της Έβραϊδος έξελληνίσας; ср. также: loan. Chrys. Incompr. hom. 3, 5 [SC, 28, V)\];Aug. Expos, in Ps. 98, 3 [PL, 37,1259—1260]; ср.: Michl, 1960,174.
44 Fr. 248 = Clem. Alex. Strom. 5,125, 3.
45 Памятник дошел в славянском переводе с греческого, который сам был переводом семитского оригинала (см.: Пыпин, 1862; Тихонравов, 1863, 1; Порфирьев, 1877; Philonenko-Sayar, Philonenko, 1982, 415— 419; Halpenn, 1988,107—108).
46 Аре. Abr. 18; древнерусский текст по: Тихонравов, 1863, 1, 43; современный немецкий перевод см.: Philonenko-Sayar, Philonenko, 1982, 440; английский перевод см.: ОТР, 698. О четырех херувимах под троном Господа см. также апокрифическое «Откровение Баруха», 51.11 [SC, 144, 499].
47 См.: Iren. Наег. 3, 11, 8; Philastr. Div. haer. 155, 9 [GSEL, 38, 132]; Anast. Sin. Hex. 4 [PG, 89, 894 B]; loan. Damasc. Adv. Constant. Caball. 11 [PG, 95, 328 С]; ср. также: Аре. Anastasiae, 1, 7 [Homburg]: πρόσωπα τέσσαρα.
48 Hieron. Comm. in Ez. 1,1 [PL, 25,15—22].
49 Об именах ветхозаветных ангелов см. подробнее: Глаголев, 1900, 185-201.
50 Ср., например: Йов. 1, 6; 2,1; 38, 7 и др.
51 Ср., например: 1 Ен. 6, 2; 13, 8; 14, 3.
52 Ср., например: Дан. 4,10. 14. 20; Юб. 4,15. 22 и др.
53 «Четырех животных» евангелистов и ветхозаветных херувимов прямо сравнивает с четырьмя сыновьями Хора К. Г. Юнг (см.: Jung, 1977, 116; ср.: Юнг, 1991,175; подробнее о взглядах Юнга см. ниже), а также М. Вернер (Werner, 1989/1990,1—2).
Загрузка...
