Бумер (реж. Петр Буслов)

Оригинальное название: Бумер
Год выпуска: 2003
Жанр: Боевик, драма
Выпущено: Кинокомпания СТВ
Режиссер: Петр Буслов
В ролях: Владимир Вдовиченков, Андрей Мерзликин, Максим Коновалов, Сергей Горобченко, Яна Шивкова, Людмила Полякова, Анастасия Сапожникова, Василий Седых, Евгений Крайнов, Алексей Зайцев, Нелли Уварова

«Мерс всему виной»

Можно ли причислить ставший в свое время культовым этот фильм к действительно высоким достижениям кинематографа? Или же скривиться и прошипеть: «Фи, бандиты, кровь, перестрелки – такие вещи гоняют по телику в сериалах. Достали уже эти перестрелки и кровь». Хочется осадить всяческие нападки на эту картину с весомыми заявлениями, что после «Окраины» никуда не пойдешь, или «это печальная сага кровавым 90-ым», «безнадежная попытка Петра Буслова создать культовый шедевр, слизанный у самого Тарантино».
К счастью, как критики, так и зрители делятся на два лагеря. Половина считает «Бумер» гнилым боевиком с претензией, а другая – люди понимающие, кто не понтуется просмотрами Анджея Жулавски или Хулио Медема.
С первой половиной говорить не о чем. Лагерю второй хочется предложить, что этот фильм через доступную форму и легкие диалоги осваивает новое пространство в кинематографе. Если фильм пересмотреть очень внимательно, то становится понятно, что главным героем картины является Бумер. Все с него начинается и все им же заканчивается. Это отражение эпохи, культуры и современного состояния жителей мегаполиса и его ценностей. Бумер есть ни что иное, как фетиш – предмет поклонения и первоочередной заботы героев. Мифология вещизма пронзает все построение фильма и по сути именно таким образом режиссер отражает культурное состояние русского человека.

Мифология вещей – выражена в так называемые флэшфьючерсах (не флешбеки, а вспышки в будущее) в которых мы видим фатальность предметов, их «божественное» вмешательство. Например, мент застревает в капкане рукой, уронив туда 2$ банкноту. Или пацан-репер начинает беспредельничать с бейсбольной битой, которой подогрели его ребята. А дальнобойщик, ударивший Димона отверткой, из-за нее же попадает под кабину и становится инвалидом…
Подобное построение – еще и сказочная форма. Именно в сказках мы встречаемся с предметами, влияющими на людей и их судьбы. Такое решение картины – это уникальное соединение казалось бы отрицающих друг друга жанров: пацанский боевик и сказка.
Для того, чтобы убедиться, что это действительно сказка – переведем все в устное сказание:

«Жили-были в стольном граде добры молодцы. Повстречался им однажды Бумер заводной. Да не простой, а заколдованный. И отправились они на нем в глубь, за стольный град московский.
Повстречались добрым молодцам на дороге менты-чудовища с кривыми ногами и зубами. Да вот только просчитались твари страшные – погорели на смекалке: подсунули им собственное же бабло».

Форму сказки подчеркивает и типично сказочный мотив любви на чужбине: там Рама влюбляется в девушку Катюху из сельских мест, а ее ухажер оказывается перед сказочным героем примером глупости и беспомощности.
Только главный герой таких вот новых русских сказаний – это уже не добрый молодец, или Иван-Дурак. Сегодняшние мифология и сказка вертятся вокруг бандитизма и материальных предметов. Бандит стал народным героем. Культурная среда Руси может слагать сказки только об этом мифическом образе. Даже жаргон кажется особым сказочным языком. Так бандитизм превратился в новый вид сказки, мифа. Тяготение к бесстрашному, духовно сильному герою находит подпитку только в персонажах криминального Мира. Бандитизм стал сказкой о недавнем прошлом, а истерия фетишизма и мифологизация вещей обрела признаки еще более всеобщего явления, которое поразило все сознание современного человека.
В нашей сказке человек не правит предметом, а наоборот. Мифы стали принадлежать не людям, а предметам — это напоминает шизофрению – только шизофрению народную, культурную. Главный конфликт разворачивается не между людьми, а между человеком и его транспортным средством. Бумер – виновник торжества, пожирает даже связь между людьми – Костя теряет в нем свою трубу и связь с внешним. Бумер распоряжается кому жить, а кому умереть – машина не заводится в самый ответственный момент. В конце концов, этот всевластный новый бог вообще иностранец производства Германии. Тут кстати раскрывается очередной пласт конфликта: преклонение русских перед всем западным, попытка перенести западный предмет в обиход. Зависимость от него – как отражение зависимости Руси от Запада. Уничтожение исконных традиций своего культурного пространства. Все это заключает в себе сам главный герой – тачка Бумер.
И создатели фильма смеются над этим положением дел, потому что их сказочные герои попадают в попу, никого не побеждая. Русская исконная культура все больше отмирает, а они облекли в ее форму целый фильм, чтобы создать неразрешимый конфликт между тотемом и фетишем, между символом и вещью.
Даже в кратком эпизоде, где машина встает у поваленного дерева, отражена важная часть конфликта картины. Дерево представляет исконную русскую культуру, которая повалена и умерла, и ее смерть это тупик для каждого русского человека с новыми ценностями и перекроенной под запад современной культурой. В Бумере, застрявшем у дерева, также отражен конфликт фетиша и тотема.
Бумер – это, конечно же, современная культура, фетиш. А провинция, где скрываются герои, деревня и даже упавшее посреди непроходимой чащи дерево — тотем. Даже само слово «деревня» происходит от «дерево» — а древо в древних культурах было исконным символом мироздания. Вообще все, что происходит в деревне – связано с глубинной, древней культурой:
-исконно-русская баба Собачиха, лежит на печке мертвая
-на наличнике дома ее вырезан дракон – тоже сказочный персонаж тотемической природы
Даже флешфьючерсы, связанные с деревней, показаны через тотемическое изображение дракона: такого мы видим на календаре в избе Кати, родившей от Рамы ребенка. А флеши современной жизни преподносятся через влияние предметов-фетишей на судьбы.
Такая разница открывает нам существование совершенно противоположных культур и миров на одном едином пространстве России. Власть предмета достигает своего крайнего накала в образе самой машины – Бумера, инициировавшей всю историю. Зловещего фетиша, который сначала вообще собирались сжечь – фетиша, которого не должно быть, который изначально связан с огнем, смертью и уничтожением. Он отражает главный фетиш культуры новых русских и жителей мегаполиса: пацанов, ментов, дальнобойщиков, разводчиков и т.д.

Столь интересное различие культурных ценностей на одной земле, в одном социальном пространстве – напоминает раздвоение, а то и разтроение личности. И такой уникальный срез реальности возможно было адекватно показать только через сказочную форму. Сказочность вообще обогащает картину. Простор России оказывается как бы раздвоенным сознанием, где братаны повседневности проваливаются в сказочный край. Они как бы исчезают с лица земли, отъехав от Москвы 200-300 км. Именно там, около кафе «Орел, Телец и Лев» и расположен поворотный пункт – ведущий в параллельную реальность:
«За дальнобойщиками пойдешь – пропадешь».
И герои попадают в Мир, где их понятия и все что они знают о жизни бессильно. Эту землю олицетворяет сказочный дракон-змей, а дальнобойщики тут оборачиваются чертями, нападающими озверелым гуртом. Бабка-чудотворница тут не спит, а лежит мертвая. Путь к ней вообще лежит через страшный образ: комбайн-виселица. Это еще один образ из другой культуры – конфликтующий с самим Бумером, который застрял и вообще не поехал сюда. Комбайн-виселица олицетворяет эпоху и культуру соц.колхоза – оставшись без колхоза, люди остались на голодной земле где единственное применение комбайну – повеситься на его косой стреле.
Попадая сюда, герои будто исчезают для остального, «своего» Мира. Телка Кости не может тут до него дозвониться, словно он провалился сквозь землю. А сам он звонит ей через проводника этого сказочного края. Все это призвано показать оторванность двух Миров друг от друга: городского и деревенского. И только после того, как Бумер сделает свое черное и кровавое дело, Димону удается вырваться из этого потустороннего края – и вот телефон наконец передает голос телки Кота. Такое построение раскрывает не только мертвенность культур новой-русской и исконно-русской, но так же подчеркивает невозможность ее представителей понять и услышать друг друга.

То, что мы имеем дело со сказочной формой подчеркивает еще и сообщение, которое передает по радио братан Ошпаренного:
«Не езжай туда, сам знаешь куда. Там может произойти то, сам знаешь что»
— прямой намек на сказку, чье название напрашивается само собой:
«Пойди туда, не знаю куда. Найди то, не знаю что»
— это хорошо характеризует все происходящее в картине и вообще современную реальность. Тем более, после этого сообщения герои вообще попадают в кафе с явно сказочным названием: «Орел, Телец и Лев».

Сказочная форма подчеркивает, что вокруг бандитизма родилась сказка, отдельная культура со своими мифами, сказаниями и героями. И родилась на земле с не меньшей древней культурой. Вспомните, когда герои переодеваются в деревне: на них рубахи будто богатырей. Они предстают новыми русскими героями, но, будучи бандитами, они несовместимы по своей сути с исконной культурой. Такой конфликт с трудом можно представить в какой-либо другой стране.
Эти параллельные пространства разворачиваются в фильме именно с момента встречи с дальнобойщиками. И беспредел, который они творят, отсылает нас к сказочным мотивам борьбы героев с нечистью. Да и сама пирушка дальнобойщиков с костром, перекошенными рожами и блудными шлюхами – остро просится в сравнение с адом. Именно эта нечисть загнала героев на мертвый путь.
Предвестником начала «мертвого пути» является Собачиха, которая сама лежит мертвой. Кличка «Собачиха» – с одной стороны бездомная собака, а с другой страж между Мирами: вспомним Цербера при входе в ад. Потому она и предсказывает, всем кроме Димона, скорую гибель — Димон-то как бы уже и так чуть ни кокнулся и можно сказать переродился в ее руках. Он единственный остается исключением из общей судьбы.
А тем временем деревенское пространство продолжает окутывать героев в свой саван: даже в хате, которую пацаны снимают, наклеены фотообои с березками лесной чащи, через которую в конце побежит Димон, бросив Бумер.

Но есть в этой картине через сказочный сюжет особый выход. Сказка, как правило, повествует об инициации героя, о преодолении кризиса, о переходе какой-либо границы.
Здесь инициация в понимании ложности фетишизма и ложности мифологии предметов и вещей. История, начавшаяся из-за «классной такой тачилы Мерса», заканчивается гибелью друзей и осознанием ложной ценности фетишей, приведшей к такой развязке. Переворачивается надпись с вывески в отражении зеркала Бумера и переворачивается вся ситуация: плевое дело оборачивается трагедией и в месте, где был один охранник-лох с дубинкой-членом, всех пацанов перестреляли. Материальный фетишизм, как и любой постыдный психоаналитический термин, оказывается вреден и даже опасен! Ведь именно Бумер не заводится и бьет током Димона, не давая спасти оставшихся друзей.
Раскаяние и избавление Димона от машины, его отъезд на автобусе — можно рассматривать как такую вот переоценку ценностей и принятие другого пути через иное транспортное средство.
А исчезновение как избавление от ложного Мира. Именно исчезновение, а не отъезд на автобусе. Димон сгинул из этого параллельного Мира, оказавшегося смертоносным для поклонников фетиша-Бумера. Шанс исчезнуть дан Димону как раз за отказ от Бумера и от фатальной власти этого мифического предмета. Настаиваю, что это именно исчезновение, потому что на минуту пацана закрывает автобус, а потом его уже нет – показано именно исчезновение, а не отъезд.

Образность: 45
Реализация сверхзадачи, идеи: 45

Художественный посыл
Социальный: +
Экуменистический: —
Гуманистический: +
Психоаналитический: —
Философский: +
Новаторский: +

Использование киновыразительных средств
Операторская работа: —
Монтаж: +
Работа художника: +
Музыка: +
Цветовое решение: —
Актерская игра: +